Кажется, в Тюмени услышал я историю об одном подростке. И она никак не уходила из памяти. Хотя случай самый, к несчастью нашему, обычный — его родители жили немирно друг с другом, ссорились, дело шло к разводу.
Мальчик любил родителей, и очень, до слёз, страдал от их ссор. Но и это их не вразумляло. Наедине с каждым он просил их помириться, но и отец, и мать говорили друг о друге плохо, а мальчика старались завлечь на свою сторону. «Ты ещё не знаешь, какой он подлец», — говорила мать, а отец называл её дурой. И вскоре, уже при нём, они всячески обзывали друг друга, не стесняясь в выражениях.
О размене квартиры они говорили как о деле решённом. Оба уверяли, что мальчик не пострадает: как была у него отдельная комната, так и будет. С кем бы он ни жил. И что он всегда сможет ходить к любому из них. Они найдут варианты размена в своём районе, не станут обращаться в газету, а расклеят объявления сами, на близлежащих улицах.
Однажды вечером мать пришла с работы и принесла стопку жёлтых листочков с напечатанными на них объявлениями о размене квартиры. Велела отцу немедленно идти и их расклеивать. И клей вручила, и кисточку.
Отец тут же надёрнул плащ, схватил берет и вышел.
— А ты — спать! — закричала мать на сына.
Они жили на первом этаже. Мальчик ушёл в свою комнату, открыл окно и тихонько вылез из него. И как был, в одной рубашке, побежал за отцом, но не стал уговаривать его не расклеивать объявления; он понимал, что отец не послушает, а крался, прячась, сзади и следил. Замечал, на каком столбе, заборе или остановке отец прилеплял жёлтые бумажки, выжидал время, подбегал и срывал их. С ненавистью комкал объявления, рвал, швырял в урны, топтал ногами, как какого-то гада, или бросал в лужи книзу текстом. Чтоб никто даже и не смог прочесть объявления.
Так же незаметно, через окно, вернулся в дом. Наутро затемпературил, кашлял. С ним родители сидели по очереди. Он заметил, что они перестали ругаться. Когда звонил телефон, снимали трубку, ожидая, что будут спрашивать о размене квартиры. Но нет, никто не спрашивал.
Мальчик специально не принимал лекарства, прятал их, а потом выбрасывал. Но всё равно через неделю температура снизилась, врачиха сказала, что завтра можно в школу.
Он подождал вечера, когда родители уснут, разделся до майки и трусов и открыл окно. И стоял на сквозняке. Так долго, что сквозняк и родители почувствовали. Первой что-то заподозрила мама и пришла в комнату сына. Позвала отца. Мальчику стало плохо. Он рвался и кричал, что всё равно будет болеть, что пусть умрёт, но не надо разменивать квартиру, не надо расходиться. Его прямо било в приступе рыданий.
— Вам никто не позвонит! — кричал он. — Я всё равно сорву все объявления! Зачем вы так? Зачем? Тогда зачем я у вас? Тогда вы всё врали, да? Врали, что будет сестричка, что в деревню все вместе поедем, врали? Эх, вы!
И вот тогда только его родители что-то поняли.
Но дальше я не знаю, что было. Не знаю, и врать не хочу. Но то, что маленький отрок был умнее своих родителей, это знаю точно. Ведь сходились они по любви, ведь такой умный и красивый сын не мог быть рождён не по любви. Если что-то потом и произошло в их в отношениях, это же было не смертельно. Если Сам Господь прощает нам грехи, то почему мы не можем прощать друг другу обиды? Особенно ради детей.
Владимир Николаевич КРУПИН