У преподобного Амвросия Оптинского есть, кажется, такие слова: молись, но молись так, чтобы Бог непременно тебя услышал. Значит, молитва может быть неуслышанной? Не потому ли многие боятся приступить к ней? В самом деле, только представьте: вы молитесь, а это вам в суд и во осуждение. Разве не страшно?
И хорошо ещё, если страшно. Не зря же сказано, что начало всего истинного — страх Божий. А то большинство вычитывают механически изо дня в день своё правило и весьма довольны собой. Наверное, надо внутренне созреть, прежде чем начать молиться.
Т.Бурова, г. Ростов-на-Дону
Истинная молитва — молитва покаяния. Умеем ли мы молиться как должно? Ведём ли мы хоть какую-то духовную жизнь? Молитва — это то, что определяет её. Она делает нас радостными, счастливыми, но одновременно страшна. Порой она может казаться невозможной, однако она всегда необходима. Кто серьёзно приступает к молитве, тот нередко испытывает страх. Этот страх, часто безсознательный, объясняет, почему столь трудно бывает принять решение начать молиться. Это наша вечная отсрочка, откладывание на завтра времени, которое должно быть посвящено Богу.
Но что это за страх? Когда человек молится, идеи, которыми он до этого жил, рассеиваются. Разумеется, есть такие, которые выражают тайны нашей веры, и только во время молитвы они могут по-настоящему открыться нам. Но сейчас речь идёт об ином. Молясь, мы встречаем Другого, как говорят святые отцы, Абсолютно Другого. Нам легко бывает вести беседы о Боге, о вере, о Церкви. Это может даже доставлять нам удовольствие. Мы можем рассуждать о догматах, об устроении Церкви, но при этом всегда держать дистанцию. В молитве же мы встречаем Бога, Живую Личность, не просто идеи.
Наш страх вызван ещё и тем, что, прежде чем встретить Бога, мы должны пройти через самих себя, то есть познать себя. А познать себя, познать свою ограниченность и немощь и принять её — никогда не бывает легко. Здесь первый признак нашего возрастания в духовной жизни.
Страх рождается и от сознания места Того, к Кому мы обращаемся в молитве. Он Бог, а мы только Его творение. Адам и Ева отвергли эту зависимость. Принять её — значит принять суд и свет, открывающий нас другому. Это значит, в конце концов, быть готовым умереть для себя.
Страх исходит и от помысла, говорящего: «А если всё, о чём говорит Церковь, — абсолютная правда, и всё это скоро исполнится надо мной?» Блаженный Августин рассуждает по этому поводу так «Вы говорите в молитве: "Да приидет Царствие Твое", и не боитесь!» Какое безумие! Мы часто ищем, чтобы Бог был в нашей жизни, но на самом ли деле мы желаем этого? Попробуйте медленно, с размышлением прочитать сегодня молитву «Отче наш», поставив себе этот вопрос.
Есть ещё страх от видения бездны, разделяющей нас от Бога. Мы никогда не сможем преодолеть эту бездну. Бог преодолевает её. Богу ничего не нужно от нас для Своего существования. Напротив, мы ждём всего от Бога, чтобы быть живыми.
И наконец, страх — молчание Бога, а также, и прежде всего, наше молчание. Когда мы молимся, ощущаем ли мы в сердце своём присутствие Божия молчания? Требуется время, чтобы понять, что молиться — это, в первую очередь, не слова произносить, а молчать. Что такое молитва? Это всё большее наше вхождение в молчание Бога. И свидетельство нашего всевозрастающего, поистине детского доверия Ему.
Мы часто слышим, что самое главное в духовной жизни — это любовь и смирение. Почему мы не умеем молиться? Потому что переполнены собой и потому довольны собой. Как сказал поэт: «Тот самый человек пустой, кто вечно полон сам собой». Мы переполнены собой, и наша гордость мешает нам на самом деле встать на колени перед Богом. Если бы мы жили смирением и любовью, мы были бы наполнены присутствием в нас Бога, Источника смирения и любви, а также и всякой истинной молитвы.
Испытаем себя, как мы молимся. Если молитва наша — одни слова, наша любовь и наше смирение — такие же. Вне всякого сомнения, все святые хорошо понимали это. Их молитва была путём научения смирению и любви у Христа Бога. Как научиться нам стать беззащитными, безоружными перед Богом, исповедуя, что мы ничего не можем без Него, горя в своём сердце желанием непрестанно говорить с Ним? Отдавая себя Ему, как Он отдаёт Себя нам. Поистине, молитва — вопрос такого нашего выбора и такой решимости.
Не кажется ли Вам, что слово «искушение» слишком безответственно употребляется сегодня многими христианами? Впрочем, как и многие другие серьёзные слова. Очевидно, такова «менталъностъ» нового века. Какое, на Ваш взгляд, самое главное искушение нашего
Олег Казаков, г. Москва
Нельзя не согласиться с Вами, что в современном языке слово «искушение» обезценено и упрощено. Искушение для ребёнка — сделать то, что запрещают родители: съесть тайком конфеты, украсть деньги на мороженое. И для взрослых это может быть такого же рода искушение. Однако на самом деле даже за безобидными как будто вещами присутствует то, что является самой сутью этого явления, — грех, который всё более искушает человека, — «запретный плод сладок». Сластолюбие, жадность, гордость, желание властвовать над другими — какое искушение наиболее часто поражает меня? Какой мой самый «любимый» и самый ненавистный для меня грех?
Самое серьёзное искушение касается наших отношений с Богом. Сказано: «Не хлебом единым жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Эти отношения в предельной своей сути могут выражаться так: «Я живу только хлебом. То, что исходит из уст Божиих, не интересует меня». Несмотря на преподанные недавно Богом уроки, враг испытывает сегодня более чем когда-либо именующих себя православными относительно качества их веры, убеждая их довольствоваться прежде всего земной пищей. Это необязательно должен быть грех, который действительно всё более становится нормой у не знающих Бога людей. Это может быть наука, искусство, спорт и просто жизнь, исполненная «порядочности». Вместо Трапезы Слова, Евхаристии, верующие приглашаются вкусить жизнь «такой, какая она есть», «во всём её многообразии», потому что «не хлебом единым жив человек».
Искушением следовать «ментальности» своего времени были побеждаемы иудейские толпы, и порой даже ученики Христовы хотели, чтобы их Господь был временным, земным, политическим Мессией, Который в человеческом плане успешно совершит дело освобождения Израиля. Потому они постоянно требовали от Него знамений. И точно так же христиане сильно искушаемы сегодня «ментальностью» нового времени.
Известные философы прошлого и позапрошлого века, изучаемые вчера и сегодня в высших учебных заведениях, настойчиво вбивали в сознание претендующих на учительство умов выбор жизни без Бога. «Если человек хочет утвердить себя, он должен отвергнуть Бога», — писал Гегель. Карл Маркс повторял, что «Бог связывает человека», а Жан-Поль Сартр подчёркивал, что «человек только тогда свободен, когда зависит от самого себя». Ницше на весь мир кричал: «Христианство есть порабощение и калечение себя. Чтобы быть, надо убить Бога». Как созвучна их мысль с недавним письмом Президенту РФ ныне покойного академика В.Гинзбурга и прочих учёных, хорошо изучивших «неисчерпаемость атома» и неспособных отличить душу обезьяны от души человека! Разумеется, богоборчество началось не в прошлом и не в позапрошлом веке. Средневековый иудейский философ Маймонид, именем которого названа сегодня в Москве государственная академия, говорил: «Подобает убивать и бросать в ров погибели Иисуса из Назарета и всех Его последователей».
Мы живём среди этого. Опасно не знать, какие искушения могут угрожать вере. Атеизм стал массовым явлением. (И он естественно переходит в сатанизм). И часто, это практический атеизм, чаще всего неосмысленный, причём не только у тех 80%, формально причисляющих себя к Православию.
Скоро начнётся Великий пост. В течение всего поста Церковь призывает нас к покаянию и воздержанию, чтобы достойно подготовиться к главному нашему празднику. Но вот наступит Пасха, и мы снова услышим слова святителя Иоанна Златоуста: «Постившиеся и непостившиеся, войдите в радость Господа своего. Для меня тут какое-то противоречие, ведь Сам Господь говорит: «Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».
И. В. Демьянов, г. Волгоград
«Тесны врата иузок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их», — говорит Христос. Обращение к Богу и духовное рождение — врата, открывающие нам путь. Из греховного состояния мы должны перейти в благодатное, родившись свыше. Эти врата тесны, их трудно найти, и трудно пройти через них. Мы должны иметь мужество плыть против течения, преодолевая сопротивление совне и изнутри. Легче человеку противостоять против целого дара, чем против самого себя, но именно в этом заключается покаяние. Эти врата тесны, и, если мы хотим войти в них, мы должны склониться, мы должны стать как маленькие дети, мы должны отвергнуться себя и мiра, отложиться ветхого человека, мы должны быть готовы всё оставить ради Христа.
Врата тесны для всех, но для некоторых теснее, например, для богатых. Тесны врата, но, благодарение Богу, они никогда не закрыты, и херувим с пламенеющим мечом не стоит в них. Потому и непостившихся готов утешить пасхальной радостью Господь, чтобы они в новом свете увидели свою жизнь и вступили на путь покаяния. И стали постящимися вместе со всеми верными, когда наступит новый пост.
Пост означает, что узок путь спасения. Пройдя через тесные врата, мы не попадаем на небо, но в пустыню, через которую мы должны идти. Широка заповедь Господня, и она делает путь наш узким. Мы должны претерпеть многие скорби и искушения, научиться сражаться и умирать, быть бдительными во всём, каждый наш шаг должен быть осмотрительным. Но по мере того, как будет возрастать у нас понимание, где мы идём, узкий путь будет открываться в небо и наполнять нас радостью, исходящей от Креста Господня. «Если бы знал человек, что уготовил Бог любящим Его, — говорит преподобный Серафим Саровский, — то согласился бы тысячу лет претерпевать самые ужасные мучения, только бы не лишиться этой радости».
Оттого что тесны врата и узок путь, неудивительно, что немногие находят и избирают их. Многие проходят мимо, беззаботно предпочитая не знать никаких ограничений. Зачем трудиться что-то ещё искать, когда и без этого в жизни хватает хлопот? «Нам и так хорошо, — говорят они, — и нет нужды менять маршрут». Самой великой нашей заботой на каждый день должна быть память об этих словах Господних: «Тесны врата и узок путь». Господь положил пред нами жизнь и смерть, добро и зло, два разных пути и два разных конца их. Мы сознаём, что не можем войти и не можем вступить на истинный путь без помощи Божественной благодати. Но Господь предлагает свободно всем Свой дар и никогда не оставляет того, кто ищет Его и направляет свою жизнь в послушании Ему.
Как Вы относитесь к словам первосвященника Каиафы: «Вы ничего не знаете, и не подумаете, что лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Ин. 11, 49). В Евангелии написано, что «он сказал это не от себя, но будучи на тот год первосвященником». Понятно, что речь здесь идёт о спасительной для всего мгра Крестной смерти Христа. Но получается что-то немыслимое. С одной стороны, Бог говорит устами этого первосвященника, а с другой, этими же устами в тех же самых словах выражается предельное нечестие, какое только может быть.
К. Касьянов, Тульская обл.
«Лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб». С этим перекликается страшный афоризм Канта: «Лучше смерть одного человека, чем гибель всего народа». Как будто то же самое, но измерение у Канта скорее количественное, чем качественное. На самом деле всё просто: есть путь добра и есть путь зла. Страшно, когда человечество путает одно с другим. Вся история — непрерывное напоминание об этом. Но никогда не было и не будет с такой очевидностью явлено, как на Голгофе, что Бог силён зло обратить в добро. Что же «не делать ли нам зло, чтобы вышло добро, как некоторые злословят нас и говорят, будто мы так учим? Праведен суд на таковых», — говорит апостол (Рим. 3,8).
Перед нами две совершенно различных ситуации: одна — когда человек отдаёт свою жизнь за всех, другая — когда у него отнимают жизнь «ради всех». Поистине, никогда утверждение человеческого в человечестве не было столь безчеловечным.
Протоиерей Александр ШАРГУНОВ