Восемнадцать лет назад довелось мне побывать в Греции. И вот оказался я в церковной лавке небольшого, но славного греческого городка. О, какая это тонкая пытка – бродить среди стеллажей с рядами прекрасно изданных фолиантов, брать их трепетно в руки, чувствовать волшебный запах типографской краски, пролистывать с приятным шуршанием страницы и… ставить со вздохом книги на место, потому что ты не понимаешь в них ни строчки! Вот таким утончённым самоистязанием я занимался, когда звякнул колокольчик на входе и в лавку с улицы заглянул по-свойски грек – знакомый хозяина лавки. Мой добрый гид, монах Серафим, поспешил представить меня как «паломника из России», и грек действительно был тронут, вполне искренне и доброжелательно улыбался, тряс руку, что-то говорил на своём «тарабарском»…
Греки вообще, я заметил, зачастую как будто не хотят признавать, что ты не знаешь их языка и уверенно продолжают беседу, требуя ещё и ответов на свои непонятные вопросы. Но этот грек не был чересчур экспансивным,
так – порадовался с нами за компанию обо всём и сразу, перекинулся парой фраз с хозяином и, попрощавшись, отправился по своим делам.
– Знаешь, кто это был? – загадочно начал отец Серафим, хотя заранее знал ответ.
– Нет. А кто?
– Это человек, которого отец Паисий обратил одним взглядом.
Тут мне настало время удивиться.
– Одним взглядом? Это как же?..
– Ну как… Жил себе человек безтолково, православным был только так – «по крещению», гулял, пил, куролесил напропалую, всё ему нипочём было. Жена и плакала, и ругалась, и уговаривала его, и о детях просила подумать – ничего не помогало. Пропадал человек, и всё.
После очередного загула стала она его умолять отправиться с паломниками на Святую Гору. А от нашего городка Святая Гора совсем недалеко – километрах в восьмидесяти, не больше. И человек этот уж кое-как, скрепя сердце, скорее, «чтобы жена отделалась», чем от полноты раскаяния, отправился в эту поездку.
«И вот, – это он уже потом мне рассказывал, – хожу я по Афону как неприкаянный с тяжёлым сердцем, сердитый непонятно на кого и за что, и всё мне здесь скучно, невмоготу, тоскливо – нет сил, только и думаю, чтобы поскорее эта “тягомотина” закончилась. Ни храмы, ни службы церковные не трогают. А тут ещё уже перед самым возвращением на пристань взбрело вдруг нашим паломникам в голову посетить “какого-то там” отца Паисия. Ну, я чуть не взвыл от досады, но делать нечего – поплёлся вместе со всеми козьими тропами в какую-то дальнюю келью, проклиная тот день, когда я согласился на эту паломническую повинность. Ну что, пришли к хибарке убогой, вышел к паломникам старчик – монах: седенький такой, смиренный, одет простенько, чтобы не сказать худо. Ну, они его окружили радостно, галдят, чтото выспрашивают, а я думаю: “Вот и хорошо, вот и общайтесь себе на здоровье, а я тут в сторонке пока постою, покурю”. И действительно, достал сигарету, закурил с удовольствием, да и жду себе, когда это “мероприятие” благочестивое закончится и можно будет отправиться
спокойно домой.
Но в какой-то момент отец Паисий точно забыл обо всех, поднял лицо и посмотрел мне прямо в глаза… И с такой болью, с такой безпредельной, глубочайшей любовью он посмотрел, что я вдруг, понимаешь, так ясно-ясно, до
озарения осознал, какая же я всё-таки сволочь! Вот как будто увидел живого Христа и понял, что Он обо мне всегда помнил… и ждал… И так мне стало горько за всё, что я натворил в своей жизни безпутной, – словами не объяснить!.. Точно прорвалось что-то в сердце…
А через три часа мы уже плыли на пароме в сторону Уранополиса, и я всё вспоминал, думал… не мог не думать о том, что произошло.
Об одном только жалею и буду жалеть всегда: что так и не решился тогда подойти к старчику, не взял у него благословения… а больше я его уже и не видел никогда. Вот только жить попрежнему я уже не смог после этого
взгляда… Понимаешь – вернулись мы домой, и друзья всё те же, и места злачные, и подружки… А вот противно мне стало, и всё. Стал больше внимания семье уделять, детям, в храм ходить, исповедовался по-настоящему, честно впервые за несколько лет…
Вот так всю мою жизнь перевернул одним взглядом отец Паисий. Царство ему Небесное! Всегда дома перед фотографией его, как перед иконой, молюсь и верю, что он действительно ходатайствует за нас, безтолковых, пред Богом».
Протоиерей
Димитрий ШИШКИН