Такое бывает, когда очень повезёт с собеседником: идёшь к композитору, автору десятков популярных детских песен, а попадаешь к стихийному философу. Человеку основательному и глубокому. И при этом очень весёлому – одно другого не исключает, а естественно и гармонично дополняет.
После общения с автором «Пластилиновой вороны» я «подхватил» от Григория Васильевича ГЛАДКОВА вирус оптимизма. В наше непростое время это дорогого стоит. Мы ровесники, а потому без разминки перешли на «ты».
– Раньше тебя можно было увидеть и услышать в разных детских теле- и радиопередачах. Теперь разве что в «Спокойной ночи, малыши», где ты помогаешь ведущей, создавая музыкальный фон – под гитару и в своей неизменной шляпе...
– Позакрывались детские программы и передачи! А те, что идут, показывают на телевидении в самое неудобное для детей время – чуть ли не в 6 часов утра, когда все нормальные дети ещё спят. Причина всему одна – деньги. Детские передачи не собирают рекламы. Значит, они нерентабельны. Но разве может детская передача тягаться по коммерческим параметрам с тем же сериалом-боевиком?
Должен быть государственный детский канал на центральном телевидении. Со своей дирекцией, своим советом. Тогда низкопробной продукции для детей не будет.
– Известным композитором тебя сделала «Пластилиновая ворона»? Всем «самым прекрасным в себе» ты обязан «Вороне»?
– «Ворона» сделала меня популярным композитором. Если хочешь – подарила профессию. После этого мульт-фильма на меня посыпались заказы из театров кукол, с телевидения... Но у меня был свой стиль и до «Пластилиновой вороны». Я написал уже немало хороших песен – «Мистер Жук», «В коробке с карандашами», «Пой, Вася», «Песня эскимосского барда», «Пер-скрипач»... Песни, которые стали уже довольно известными. Когда меня пригласил режиссёр Александр Татарский, он сказал: «Напиши в том стиле, в котором ты пел на пляже в Коктебеле».
У меня лучше получается, когда в стихах есть сюжет, движение. «Ворона» сделала меня популярным в 1981 году, но стиль песни-сказки, песни в жанре здорового абсурда сложился ещё до «Вороны». Я оказался единственным детским композитором, работающим в этом жанре. Мне было 26 лет, а к 30 годам я написал музыку уже к 50 спектаклям, выпустил более десяти пластинок на фирме «Мелодия». Самые известные спектакли – «Буратино», «Винни Пух», «По щучьему велению». И мультфильмы – «Пластилиновая ворона», «Падал прошлогодний снег», «Вера и Анфиса», «Кубик-рубик», «Молочный Нептун». Пластинки – «Пой, Вася», «День открытых зверей»...
У меня много песен на стихи замечательного петербургского поэта Михаила Яснова. Самая первая пластинка называлась «Чудетство». Это слово придумал Михаил Яснов. Он мастер придумывать слова.
В чудетство откроешь окошки –
Счастливень стучит по дорожке.
Цветёт веселютик у речки,
И звонко поют соловечки.
А где-то по дальним дорогам
Бредут носомот с бегерогом.
Там ёлки стоят как светёлки,
Под ними лежат хихиголки.
И ждут нас три друга у бора –
Забава, потеха, умора.
Когда наступила перестройка и после либерализации цен театры стали умирать, то началась эпоха лазерных дисков. Я записал более двадцати дисков и более тридцати кассет.
– Гриша, скажи, чего в композиторе больше – таланта, ремесла, терпения? Детские шлягеры трудно даются или песни рождаются легко, в мгновение? Обнажи механизм своего творчества...
– Когда я смотрю на стихи, я уже знаю, какая будет музыка. Часто бывает так: когда я получаю заказ на музыку, допустим, к спектаклю, то пишу её за несколько часов. А потом месяц делаю вид, что работаю. Сразу заказ сдать нельзя: не так поймут. «Пластилиновую ворону» на стихи Эдуарда Успенского я сделал часа за два. А ведь в этой песенке сложные стихи. Целая поэма...
– Что для тебя материал для творчества – раздумья, ошибки, влюблённость, разочарования, трагедии?
– Материал – сама жизнь. И то, что ты перечислил. Перед взрослыми я почти не выступаю: это вечно стонущее племя. Люди, живущие в самой богатой стране, оказались самой никчёмной постсоветской формацией, к тому же неблагодарной. Ходят по костям людей, погибших ни за что, замученных Сталиным, режимом, погибших в Великой Отечественной войне, и даже не вспоминают их. Сейчас каждый должен жить за себя и за того парня. Мои родители из села. Отец – с Брянщины, мать – с Белгородчины. Поэтому у меня и генофонд нормальный, волосы не выпали, зубы целы. Росли на своих хлебах. А сейчас люди живут и думают, что им страна досталась в подарок. И при этом стонут. И ждут, что кто-то что-то для них сделает. Для совка виноваты все, кроме него самого, потому я перед ними не выступаю. Выступаю перед детьми и их родителями, дедушками, бабушками, учителями...
Дети – оптимисты. Они рады каждому мгновению жизни, считают, что улица, деревня, город, в котором они живут, – самые лучшие в мире. Что его мама – лучшая в мире. Папа – лучший. Учитель – лучший... Они в это свято верят, а это так и есть. У нас самая богатая в мире страна.
– Часто бывает, что твоя собственная ошибка становится толчком к творчеству?
– Каждый нормальный человек подвергает свою жизнь анализу и остракизму. Юрий Левитанский написал:
Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку – каждый выбирает для себя.
Все мы не застрахованы от ошибок. Жизнь человека – в его поступках. В прохождении от тьмы к свету, от зла к добру. Человек важен в динамике. А проблемы были, есть и будут. Важно, как ты их решаешь. Грусть, ошибка, печаль – для меня повод написать весёлую песню. Не поддаваться депрессии, а исправить ситуацию – вот это по мне.
Когда я въехал в дом, в котором сейчас живу (в районе метро «Сокол». – С.Р.), в подъезд было страшно войти. Мне один американец, мой гость, заметил: «Вы размышляете о судьбе Курильских островов, а в подъездах ваших писают и какают». И для немца великая Германия начинается с пятачка вокруг его дома, который он моет с мылом. Поэтому вся Германия чистая. Сделай красиво вокруг себя – дом, подъезд, маршрут на работу. Мы живём среди изломанных людей с искорёженной психологией. Но в моём подъезде стоят цветы...
Солженицын говорит, что жил при трёх поколениях. Первое – дореволюционное, когда люди жили «за Бога и царя» и понимали, для чего живут. Послевоенное поколение было уверено, что социализм и путь к коммунизму – это и есть та единственная правда жизни, ради которой стоит рвать пуп. И третье поколение – постсоветское. Оно оказалось самым страшным. Ничего святого! Никаких нравственных устоев! Из себя я калёным железом выжигаю совка. Ничего общего с ним иметь не хочу. Я живу с постоянным ощущением вины, что мне моя жизнь дана, а у многих моих соотечественников она отобрана. Это моё больное место.
– Ты задумываешься о конечности жизни? Не мог не задумываться...
– Да нет конца! «Всё только начинается, господа!» – говорит герой одного популярного фильма. Вспомни себя ребёнком. Вспомни ощущение, когда ты просыпаешься. Всё чудесно: выпал снег, идёт дождь, мама вернулась с работы, тебе купили игрушку...
– Ты воспитал в себе этот оптимизм? Ты его выдумал? Ты в него играешь?
– Я так чувствую. Я так живу. Самое правильное отношение к жизни – у детей. Ливень – это событие. А у взрослого одни проблемы – зонтик, калоши...
Суть моего концерта – не моё самовыражение, а самовыражение детей, которые на него пришли. Я начинаю на сцене петь один, а заканчиваю хороводом из двухсот человек вокруг себя. Настоящая «Детскотека». Скажи, ты защищён в жизни только самим собой или и семьёй тоже?
– Мой дом – моя крепость. Здесь у меня всё в порядке.
– Что ты читаешь?
– У меня приличная библиотека поэзии. Поэзия для меня – основная литература. Люблю литературу, воссоздающую дореволюционную Россию. Когда её читаю – восторгаюсь! Книга, как машина времени, меня переносит в прошлое. России не нужны немецкая, японская, американская и прочие чуждые модели развития. Да, из этого тоже можно что-то взять хорошее, но будущее России – в её прошлом.
Советский Союз создавался на штыках. Россия на штыках или только на них не могла создаваться. В моём представлении это была такая гигантская крыша для многих-многих народов, они стекались под неё, чтобы чувствовать себя защищёнными. Надо понять Россию через её прошлое.
Надо вернуть России её душу.
Беседовал Сергей Николаевич РЫКОВ